Забыла всех кого любила
Не помню тех, кого любила…
Сколько раз я готова была умереть от неразделенной любви к каждому из них, а теперь уже не помню ни имен их, ни лиц … Теперь мне уже странно, что когда—то так страстно, безнадежно, отчаянно любила. Жизнь моя тогда не имело иной смысл, чем любить и страдать. Я ходила в тумане собственной боли. Но кого любила?
Я не могу определенно вспомнить ни одного. Когда читаю страстные строки своего дневника, в которых вместо имени стоит «он» (тогда была уверена, что всю жизнь, до последнего вздоха, помнить, кто это такой), не могу сказать, о ком, собственно, речь. Какие—то смутные тени проплывают в воспоминаниях, убогие обстоятельства знакомства, которые тогда, много лет назад, казались мне такими значимыми, а на самом деле не значили ничего.
И отношений не было никаких. Не было ничего того, что я себе надумала — ни знаков внимания, ни особых взглядов, ни многозначных слов … Зачем тогда было ощущение огромного значения того, чего на самом деле не было?
Я знаю жен, когда резали вены на руках через своих неверных мужчин. Теперь они возвращаются домой с дач или огородов в окружении детей и внуков, спокойные, озабоченные будничными делами, безразлично переступают через ноги располнела, полулежащего перед телевизором «главы семейства» — причины прежних своих страданий, и ничего не отзывается в их душе. Они имеют свой мир — мир обязанностей и всего пережитого, которое лежит кучкой пепла в дальнем уголке памяти — они и сами забыли где …
Для чего была эта иллюзия невозможности жить без любви — трагического, воображаемого, любого?
Я помню лицо девушки в траурной рамке. Гордость института, она после сдачи последнего выпускного экзамена отравилась из—за неразделенной любви. Значит, это тоже нелегко — дождаться, когда в твоей душе появится собственная кучка пепла. Не всем это удается …
И снова я думаю: зачем все это было? Я не о том, что те, кого мы любили, были недостойны нашей любви. Кто достоин, кто не достоин — кому об этом судить? Я о другом: зачем была эта иллюзия невозможности жить без любви — трагического, воображаемого, любого? Сколько нас теряло сознание и смысл от душной безысходности чувства к тому (той), кто на самом деле никогда не был (ни была) человеком «с нашей планеты», и в глубине души мы это знали? Знали, но тогда это как—то не имело значения. Невозможно жить без иллюзий в том суженном спектре полусознании, где невыносимо яркие цвета, невыносимо горячие желания, и под корой приличия — обуреваемый ярость стихий …
О, я не жалею по годам, когда, повинуясь неведомой силе, лепишь из воздуха тревожные образы, наполняешь ожиданием каждое мгновение — даже незыблемость дерева за окном, а вмятина от любимого головы на подушке (останавливался проездом на одну ночь и спал в соседней , проходной, комнате) кажется священной, интригующим и потрясающей, как откровение Господне. Что осталось? Старые записи в дневнике, давно потеряли конкретность и сходство с кого бы не было, недоверчивая память о ослепительную яркость и инвалидизирующих узость мировоззрения, которое не несло ни настоящей радости, ни глубокого прозрения.
Проходит время, и мы, бывшие подруги, возвращаемся из своих долгих странствий в стране жарких иллюзий. Возвращаемся с виноватым видом, восстанавливая старые связи, спрашивая «а помнишь?» И благодаря за каждую мелочь, за которую раньше не благодарили. Мы теперь все такие подобные — с кучкой пепла в каждой в душе (подробности не интересны), с недоверием ко всему, что кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, и еще — со взрослыми детьми.